Ночная битва [Сборник] - Генри Каттнер

Она выглядела такой… такой обновленной, столько пережившей и передумавшей, совсем другой, чем та взбалмошная Айрин, с которой мы разошлись шесть лег назад. И я ей поверил, решил, что все теперь изменится, что Междугодье — день, которого нет, — станет для нас днем волшебных свершений, когда можно достичь невозможного, можно полностью поменять свою жизнь. Я не смел даже подумать…

— А вот, — мистер Филд достал из стены мундштук, прикрепленный к тонкой длинной трубке, — рай для курильщиков. Табаки на все вкусы. Стоит вам захотеть, и мы доставим вам… ну-у, курения из самых экзотических стран. Курильницы размещены во всех стенах, даже в ванной комнате. Ни малейшей опасности пожара… — он изобразил милую улыбку. — Вспыхнуть может только клиент, но мы не допустим, чтобы он пострадал.

— А если упадешь с постели?

— Пол мягкий.

— Как в психобольнице, — обронил я.

Мистер Филд послал мне очередную улыбку и погрозил пальцем.

— Такие мысли навсегда оставят вас, если вы сольетесь с дружной семьей жителей «Райских кущ», — убеждал он меня. — Мы гарантируем рафинированный моральный климат и неизменный оптимизм. Через это отверстие в стене, — он ткнул рукой, — подается пища. Захотите промочить горло — пожалуйста. — Мистер Филд показал цепочку небольших краников.

— Великолепно, — похвалил я. — Это все?

— Далеко нет.

Он коснулся рукой стены. Раздался тихий щелчок, зазвучала негромкая мелодия.

— Присядьте сюда на секунду, прошу вас…

Он подвел меня к креслу. Я не противился. Жалкая каморка осветилась неяркими бликами. Я с любопытством ждал, что будет дальше.

«Неужели можно обмануть любого? — размышлял я, рассматривая в тусклом свете потертый ворс ковра и грязную стену. — Неужто „Райские кущи“ своей бесстыдной рекламой заставляют клиентов принимать эту подделку за дворец падишаха? Уму непостижимо».

— А сейчас расслабьтесь и не думайте ни о чем, — мягко уговаривал меня мистер Филд. — Не забывайте: «Райские кущи» финансируют Ниобе Гей и Фредди Лестер. Мы с одинаковым успехом обслуживаем как мужчин, так и женщин. Нет такой личностной проблемы, которую мы не смогли бы решить, какие бы сложные вопросы ни ставило наше нелегкое время. Вы сами знаете, сколько усилий необходимо затратить человеку, чтобы наладить контакт с окружающими. Или мужчине добиться понимания женщины. Да что лукавить, эти проблемы вообще неразрешимы. Но только не для нас, не для «Райских кущ». Мы — гаранты абсолютного счастья. Все — без исключения! — людские желания и мечты у нас исполняются. Не отказывайтесь от безоблачного счастья, которое ожидает вас здесь, друг мой.

Звук его голоса отдалялся. Что-то творилось вокруг. Воздух становился плотнее, далекая мелодия меняла ритм. В ней уже слышалась неясная речь. Мистер Филд шептал и шептал, голос его сливался с музыкой:

— Мы — огромный синдикат. Вносите деньги, и мы выполним любое ваше пожелание. Нас устраивает любая сумма, просто ваше пребывание у нас будет или коротким или растянется. Ваша комната станет вашей несокрушимой крепостью на весь этот срок. Если хотите, ее можно заблокировать так, что никто не проникнет к вам, пока вы сами не откроете дверь. Оплата составит…

Я уже почти не разбирал его слов. Воздух то сгущался, то распадался на бесформенные пятна, как рекламные блики при включенной системе отражения.

Мне уже казалось, что говорят двое.

— Видите ли, — баюкал меня мистер Филд, — с малых лет вас учили верить в чудо. У нас вы это чудо получите. За сущие гроши вы приобретете счастье. Невозможно вложить свои средства выгоднее. У нас, дорогой мой, вы получите бесконечные наслаждения. Рай — здесь, у нас…

В сгустившемся до плотности киселя воздухе возникла Ниобе Гей, она нежно улыбалась мне.

Самая желанная женщина в мире. Мечта всех мужчин. Богатство, слава, счастье, здоровье, везение. Всю жизнь мне промывали мозги, заставляли гнаться за этими миражами и внушали, что все они воплотились в неповторимой Ниобе Гей. Но ни разу раньше я не был к ней так близок, как в этой каморке; я ощущал ее, живую, дышащую; она протягивала ко мне теплые руки.

Конечно же, это была только проекция. И одновременно — вершина киноискусства. Я не только видел, но как бы осязал каждую ее черту. Наслаждался ее ароматами. Я ощутил ее объятия, почувствовал пряди волос на моем лице, губы на моих губах. Я понял, что ощущаю те же чувства, что и тысячи других мужчин, вожделеющих ее в своих подземных камерах.

Именно эта мысль спасла меня, помогла отстранить ее и шагнуть назад. Но Ниобе Гей этого даже не заметила. Она по-прежнему обнимала пустоту.

И тут я понял, что уже никогда больше нельзя будет узнать, сохранил ли ты здравый рассудок, нельзя будет отличить фальшивку от реальности. У тебя отнимают последнюю возможность убедиться, что ты не сошел с ума, если мираж становится частью твоей жизни, если можно видеть, обонять и даже обнимать рекламный призрак, как живое существо. Нет спасения от иллюзорного мира.

Я глядел, как Ниобе Гей покрывает поцелуями пустоту. Призрак, заключавший в себе все мечты и желания, ласкал воздух, как любимого мужчину.

Я отвернулся и вышел в коридор. Мистер Филд, дожидаясь меня, просматривал какие-то заметки в своей записной книжке. Он был профессионал — ему хватило одного взгляда. Он смирился и только кивнул головой.

— Все же дерзну предложить вам свою визитку, — сказал он. — Большинство возвращается к нам, серьезно все взвесив.

— Но не все же, — не согласился я.

— Это правда. — Он умел держать удар. — Есть люди с врожденной сопротивляемостью. Возможно, к ним относитесь и вы. В таком случае я сочувствую вам. В этой бешеной сумятице, что царит вокруг, виновных, конечно, не отыскать. Мы тоже боремся за выживание, и наши методы не лучше и не хуже других. Не отказывайтесь окончательно. Возможно, позднее…

— Где моя жена? — перебил я его.

— Она вот в этой комнате, — он указал дверь. — Простите, что я не стану вас дожидаться. Работы невпроворот. Где лифт, вы знаете.

Когда он скрылся, я подошел к двери и постучал. Ответа не было. Подождав немного, я постучал снова. Но звук был какой-то мягкий, тихий и внутрь, очевидно, не проходил. Да, в этом раю клиентам обеспечивали настоящий покой.

Я посмотрел на металлическую табличку. На ней была гравировка: «Опломбировано до тридцатого июня тысяча девятьсот девяносто восьмого года. Плата внесена».

Я хорошо считаю в уме. Да, Айрин внесла все, что забрала у меня, ровно восемьдесят четыре тысячи долларов. Пока ей этого хватит.